- новых за месяц: 1 - новых за неделю: 1 - новых вчера: 0 - новых сегодня: 0 Численность групп: Новички: 3926 Обычных юзеров: 102 Модераторов: 2 VIP-пользователей: 4 Администраторов: 5
Голуби. 70-летию освобождения Ростова-на-Дону от фашистов - посвящаю. 1943 - 2013 гг.
На железнодорожных путях, давно заброшенных, лежал старик. Снег припорошил его и в круговерти вьюги, его тело едва было видно. Путейцы, рабочие местного отделения Иркутской железной дороги, обычно обходили этот участок редко ,так как почти все рельсы были демонтированы и о прежней их жизни напоминала лишь насыпь и будка обходчика, стоявшая не вдалеке. Старик наверное присмотрел её под своё жильё и пользовался ею без опаски , не боясь что кто либо выгонит его из очевидно последнего в жизни жилища. Путейцы возвращались с ремонта семафора, и так как рабочий день был закончен, они почему то решили идти старой, давно нехоженой дорогой. Этой дорогой, местные почти не пользовались, из-за отдалённости и глухомани путей. Завод ,к которому подходила железнодорожная ветка, давно закрыли, ещё в девяностых годах, когда рухнула жизнь многих людей, не то что какой то заводик. Михалыч, шедший первым, чуть не наступил на лежащего человека, так его уже занесло снегом. Подошедшие друзья, с изумлением и страхом смотрели на ужасную находку. Михалыч, молодой мужик , прошедший огонь и воды и ничему в жизни не удивлявшийся и не боявшийся, подошёл к "снежному" человеку и стряхнув с него снег, проверил его пульс. На удивление у старика он прослушивался, хотя и с трудом. Спустя два часа старика осматривал врач первой Иркутской больницы. Диагноз был неутешительный, обморожение верхних и нижних конечностей, грозящих ампутацией. Врачам удалось вернуть пострадавшего к жизни, но общее состояние внушало большие опасения. В палате, где лежал старик, кроме него находилось ещё мужчина. Пришедший трое больных, два парня лет тридцати и ровесник века, девяносто летний в себя и повеселевший Николай Александрович, несмотря на мучившие его боли от обморожения, старался быть общительным и внимательным к соседям. Он, после многих лет одиночества, наконец-то обрёл тепло и внимательных товарищей, которые ухаживали за стариком, словно он был их родным человеком. Так часто бывает в больницах, когда абсолютно разные, незнакомые люди, становятся родными, не по крови, а по духу общей боли и несчастья произошедшего с ними. Так проходили дни, недели, а состояние старика всё таки не улучшалось. Врачи в тихую говорили, что у старика идут необратимые процессы, и началась гангрена ног... Когда Николаю Александровичу сказали, что необходима операция, он безропотно согласился готовый на всё. Через неделю после операции, дед уже без обеих ног, лежал в одиночестве в реанимации, не живой и не мёртвый, под подключёнными аппаратами. Сознание возвращалось медленно, правда неотвратимо, и надежды врачей оправдывались на благополучный исход. Прошло ещё две недели и старика перевели в обычную палату, там уже молодёжь выписали , а дед всё так же лежал и ворчал. Идти ему было некуда, и врачи жалея его, не выписывали его, стараясь излечить его от всех его многочисленных болячек. Когда Николая Александровича перевели обратно в их палату, радости обоих не было предела. Они целыми днями и ночами говорили о жизни и прошлом , вспоминая о горестях и радостях,которых в их жизни было с избытком. Однажды, Олег Павлович Мигунов, а соседа именно так звали, стал рассказывать о войне, об отступлении из Ростова-на-Дону, об ужасах отступления. Вдруг он услышал всхлипы друга, переросшие в рыдания. Что произошло дальше, было не понятно. Мигунов подумал ,что другу стало плохо и вызвал дежурного врача, но Николай Александрович упросил его не делать этого. Причина была в другом, не от физической боли, а от боли сердца, души. ... В тот страшный 1942 год, ему было двенадцать лет, и он жил в Ростове с родителями и сестрёнкой. Войну все ждали и знали что она неизбежна, но она всё таки пришла неожиданно. Лето сорок первого было самым страшным периодом в жизни Советского государства, всего народа. Все верили Сталину, его слову, в непобедимость Красной Армии. Но всё рухнуло в первый месяц войны. И дело было не в ошибках , они были у всех полководцев мировой истории, начало войн всегда неожиданны и тяжелы для обороняющейся стороны. Чаще всего войны начинались после заключённых договоров о мире. Тактика врагов коварна и жестока, только глупцы имеют другие взгляды, взгляды врага. Когда немцы вошли в Ростов-на-Дону, жители схоронились в домах и боялись выходить на улицу, лишь мальчишки ничего не боялись и ходили выведывая силы врагов и считая танки и пушки фашистов, так на всякий случай, вдруг нашим разведчикам нужно будет. На соседней улице жил мой друг Витька Черевичкин. Мы целыми днями, не глядя на немцев, гоняли голубей и обсуждали как бы навредить фашистам. В развалинах находили брошенное оружие и перепрятывали его до лучших времён. Мы знали что наши скоро вернутся. Так мы нашли четыре автомата, два пистолета, четыре гранаты, правда немецкие с длинной рукоятью. Витька был худой, невысокий мальчишка, его голубые глаза светились радостью жизни, как ростовское летнее небо. А как он любил голубей ... Мать ругала его за увлечение голубями, боясь немцев. Жил он с ней и сестрёнкой Аней у родной тётки Вали. Год был трудный, голодный, продукты на рынке стоили сумасшедшие деньги, да какие деньги, больше просто менялись на вещи, что у кого было. Мы с Витькой так же ходили на рынок. Там-то мы и познакомились с нашим разведчиком. Случайно, во время одной из облав. Мы то мелкие, бегали быстро, в любую щель могли пролезть, а наш то был крупный и когда все бросились с рынка в рассыпную, он бежал вместе с нами. Но быстро запыхался и когда мы рванули в соседний двор он отстал. Мы притаились под крышей в развалинах аптеки, когда вновь увидели того дядьку. Тот метался по двору и не знал куда скрыться, а немцы были уже рядом, нам то с чердака хорошо их было видно. Вот мы его и окликнули и показали как пролезть к нам, там мы и переждали заварушку. Разговорились, а когда мы рассказали о наших записях, он обрадовался и поблагодарил за находчивость. Договорились о встречах, но потребовал чтобы мы помалкивали. Так продолжалось три месяца, мы ему о танках, вагонах, тех что на вокзале, а он нам благодарность от командования и иногда давал конфеты, наши сладкие леденцы, где он их брал, мне до сих пор неизвестно, ну не мог же он их из Москвы привозить. Я съедал их тут же, а Витька нёс их маленькой сестрёнке. В одно из таких наших совещаний, мы проговорились о голубях, он заинтересовался и предложил их использовать как почту. Витька аж загорелся этой идеей и сказал что отдаст всех для партизан-подпольщиков. Договорились, что письма Витька будет приносить к Егорычу. Но и немцы были не дураки, в один из полётов голубь сел на окно начальника гестапо и тот прочитав записку, организовал поиски голубятни, откуда и куда они прилетали. На Витьку вышли быстро.. Когда к нему пришли фашисты...он вцепился в дверь голубятни и не пускал их ...к своим любимым голубям. Немецкий офицер приказал солдатам сломать голубятню. Витёк рванул к голубям, открыл ограждения и выпустил своих любимцев на волю... Кричал всё: "Улетайте, милые! Улетайте! Голуби, Вы мои милые, улетайте!". А те не понимали, почему на них кричит их хозяин, друг. И возвращались к нему. Садились на руку, плечи. Тогда он их ударил. Первый раз в жизни... и они улетели... Взбешённый немец выстрелил в Витьку... в живот и голову, подло исподтишка, со спины... Когда фашисты ушли бросив мальчика, мы подбежали к нему. Он был ещё жив. Слёз не было, он тихо смотрел в небо... и улыбался. Голуби летали над городом. У нас текли слёзы, мы тихо плакали, девчонки ревели, а он улыбался. Кровь заливала ему глаза, девочки вытирали её платком. Было мучительно смотреть на раненого друга, все понимали, что раны были смертельными и мы ничем не могли ему помочь. Удивительное дело - не мы, а он старался нас успокоить: "Не плачьте -с хрипом говорил он - берегите голубей". Очевидно ему было больно от ран, но он лишь изредка морщился и всё смотрел на своих голубей. Так прошло немного времени. Витька обессилил и уже не мог даже стонать. Видно и видеть он уже не мог, так как широко открывал глаза, но спрашивал: "Летают?". Мы еле могли сказать: "Да". Горло сдавили слезы... Прибежавшая мать тихо сидела около тела сына. Похоронили Витьку тихо, боялись немцев. Его тётка умерла через неделю, не выдержало сердце. Прошла мировую, она ведь была сестрой милосердия, в Гражданскую, а здесь... сгорела за пять дней... Николай Александрович тяжело вздохнул, переведя дух продолжил... В последний раз я был на его могиле в шестидесятом. Она почти полностью заросла. Родных то у Витьки не осталось. Выпил я водки, наполнил ему рюмочку... Как ты думаешь, мальцам ставят рюмочку? В общем ушёл я из города навсегда. Бродил по Союзу, тяжело было, но я был свободен. И где бы я не был, я кормил голубей. Они божественные птицы, а как говорят воркуют... Освободили наш город в феврале сорок третьего, четырнадцатого числа... В один из вечеров, уже будучи в Москве, на Ленинградском вокзале, проходя мимо бродяги, я услышал песню о Витьке Черевичкине. Я остановился и спросил у него "Кто автор песни, откуда она?", но тот лишь пожал плечами ничего не ответив и продолжал петь. Знал ли он, этот бродяга, кем был наш Витька, этот маленький герой, защитивший своих голубей.
"... Жил в Ростове Витька Черевичкин Маленький парнишечка - пацан Каждый день любил он на свободу Голубей своих он выпускал...
Голуби, мои Вы милые! Улетайте в солнечную высь, Голуби Вы сизокрылые , В небо голубое унеслись..."
Продолжать дальше рассказ старик не мог, рыдания и слёзы буквально душили его, его худущее тело билось в конвульсиях и сотрясалось от горя и страданий. Пришедший врач сделал ему укол успокоительного и тот заснул. На следующий день старика не стало, не выдержало сердце. Было 14 февраля... При выписке из больницы, Мигунов спросил у медички, не осталось ли что от деда. Та молча зашла за ширму и вынула из шкафа старую потрёпаную временем фотографию и ещё довоенную открытку с изображением летящих голубей, белых и счастливых. Свободно парящих над городом,...конечно над Ростовом , подумалось ему... На потёртой фотокарточке был сфотографирован школьный класс, под портретом И.В. Сталина, над одним мальчишкой была отметина-галочка - может это и был Витя Черевичкин? Кто ответит. Глаза школьников смотрели прямо в душу, в них ещё оставалось детство, но во взгляде уже была серьёзность и знание, предчувствие, что будет война...
Щепин-Ростовский С.А. 14 февраля 2013 года.
Просмотров: [791]
Добавлено [06.Май.2024]
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ | Вход ]
[4004], 
[76]
На железнодорожных путях, давно заброшенных, лежал старик. Снег припорошил его и в круговерти вьюги, его тело едва было видно. Путейцы, рабочие местного отделения Иркутской железной дороги, обычно обходили этот участок редко ,так как почти все рельсы были демонтированы и о прежней их жизни напоминала лишь насыпь и будка обходчика, стоявшая не вдалеке. Старик наверное присмотрел её под своё жильё и пользовался ею без опаски , не боясь что кто либо выгонит его из очевидно последнего в жизни жилища. Путейцы возвращались с ремонта семафора, и так как рабочий день был закончен, они почему то решили идти старой, давно нехоженой дорогой. Этой дорогой, местные почти не пользовались, из-за отдалённости и глухомани путей. Завод ,к которому подходила железнодорожная ветка, давно закрыли, ещё в девяностых годах, когда рухнула жизнь многих людей, не то что какой то заводик. Михалыч, шедший первым, чуть не наступил на лежащего человека, так его уже занесло снегом. Подошедшие друзья, с изумлением и страхом смотрели на ужасную находку. Михалыч, молодой мужик , прошедший огонь и воды и ничему в жизни не удивлявшийся и не